О позициях по экономическим спорам из Обзора практики Верховного Суда № 1 за 2019 г.

Эксперты «АГ» выделили самые интересные, по их мнению, правовые позиции, выразив согласие с большинством из них. При этом, по мнению некоторых из них, в Обзоре имеются и разъяснения, способные спровоцировать появление крайне противоречивых судебных актов в правоприменительной практике.

Как писала ранее «АГ», 24 апреля Президиум Верховного Суда утвердил Обзор судебной практики ВС РФ № 1 за 2019 г. Документ содержит 52 правовые позиции судебных коллегий по различным делам, половина из которых посвящена экономическим спорам, а также разъяснения по вопросам, возникающим в судебной практике.

В соответствующем разделе документа приведены правовые позиции Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ относительно споров по применению законодательства о юрлицах; банкротству; земельному законодательству; обязательственным правоотношениям; защите конкуренции; налогам; административным правонарушениям; оспариванию действий службы судебных приставов, а также процессуальных вопросов.

Отдельные аспекты корпоративного права

о вопросам практики применения законодательства о юрлицах приведена правовая позиция, согласно которой отсутствие формального признака контроля (50% и более участия в уставном капитале дочернего общества) не препятствует установлению наличия у основного общества иной фактической возможности определять решения, принимаемые дочерним обществом.

Руководитель проектов Бюро присяжных поверенных «Фрейтак и Сыновья» Виктор Спесивов отметил, что в рассмотренном случае ВС продолжает доносить ранее уже сформулированную в ряде судебных актов арбитражных судов позицию, что для признания основного общества таковым достаточно доказательства фактически контролирующего характера взаимоотношений с дочерним обществом. «Как и в делах о банкротстве при привлечении к субсидиарной ответственности, формальный критерий владения 50% и более в уставном капитале общества не обязателен, если другими доказательствами устанавливается контролирующий характер другого общества», – пояснил эксперт.

Банкротство

Комментируя вопросы применения законодательства о банкротстве, эксперты «АГ» выделили сразу несколько дел. Так, Виктор Спесивов не согласился с позицией, изложенной в п. 14 документа, согласно которой в случае текущего характера обязательства по передаче нежилого помещения суд в рамках дела о банкротстве застройщика должен рассмотреть по существу вопрос о допустимости отобрания у застройщика индивидуально определенной вещи в пользу участника долевого строительства (покупателя).

Эксперт назвал крайне нелогичной правовую позицию ВС РФ: «Если денежные средства внесены застройщику уже после возбуждения дела о его банкротстве, то, в отличие от аналогичных требований других “обманутых дольщиков” (возникших до возбуждения дела о банкротстве), которые признаются реестровыми и автоматически становятся денежными (с мизерными шансами на реальное удовлетворение), требование такого дольщика является текущим, поэтому он может требовать передачи ему реального объекта недвижимости».

Виктор Спесивов предположил, что, несмотря на редкость таких дел, указанное разъяснение высшей судебной инстанции спровоцирует появление крайне противоречивых судебных актов в правоприменительной практике. По его мнению, суды столкнутся со сложностью в определении цели сделки, посчитав, что целью совершения сделки было дофинансирование строительства объекта, которое на момент рассмотрения спора должно быть завершено.

Адвокат АБ «ЮГ» Сергей Радченко выделил п. 16 Обзора, согласно которому конкурсный кредитор, отвечающий критерию п. 9 ст. 16 Закона о банкротстве, обладает правом запрашивать у конкурсного управляющего кредитной организации сведения о состоянии реестра. Так, он вправе запросить информацию о личностях кредиторов и размере долга перед ними, которая может быть предоставлена ему в достаточном объеме для подачи возражений (например, без указания паспортных данных и т.д.). В целях реализации такого права кредитор обязан подтвердить наличие у него законного интереса в получении информации.

По мнению адвоката, сам по себе режим банковской тайны не является основанием для отказа в предоставлении сведений реестра, если конкурсный кредитор разумно обоснует необходимость ему этих сведений для защиты своих прав. В противном случае, по его мнению, конкурсный кредитор был бы лишен возможности возражать против требований других кредиторов и контролировать законность действий конкурсного управляющего.

В свою очередь адвокат КА «ЮрПрофи» Илья Лясковский назвал знаменательным п. 18 документа. Исходя из вышеуказанного положения, определение об отказе в удовлетворении ходатайства арбитражного управляющего о прекращении производства по делу о банкротстве ввиду недостаточности имущества должника для осуществления процедурных расходов подлежит апелляционному обжалованию. «Буквальное прочтение применимых законов приводит к противоположному выводу, поскольку возможность обжалования особо нигде не оговорена, а подобные определения с очевидностью не препятствуют дальнейшему движению дела о банкротстве», – считает эксперт.

Илья Лясковский полагает, что позиция ВС РФ сводится к следующему: арбитражный управляющий, рискующий не получить свое вознаграждение и возмещение понесенных по делу о банкротстве расходов, должен иметь полноценный способ защиты на случай, если имущества должника не хватает и для финансирования процедуры. «Справедливость этого подхода спорна – арбитражный управляющий обладает правом на освобождение от исполнения своих обязанностей, следовательно, он может устраниться от процедур с негарантированной оплатой. Но значимо иное: по сути, Суд восполнил, на его взгляд, существующий и несправедливый пробел в законе новой (вполне полноценной) нормой. Это снова иллюстрирует тенденцию к законотворческому характеру деятельности высшей судебной инстанции».

Виктор Спесивов высоко оценил содержание п. 19 Обзора о том, что конкурсные кредиторы, уполномоченные органы и арбитражный управляющий при обжаловании утвержденного по другому делу мирового соглашения вправе заявлять в исковом процессе новые доводы (возражения), если они не участвовали в рассмотрении дела в суде первой инстанции.

«Отрадно видеть, как Верховный Суд пресекает грубые процессуальные ошибки. Окружной суд почему-то забыл, что лица, не участвовавшие в деле, чьи права нарушены вынесенным судебным актом, не связаны доводами других сторон, рассмотренными судом первой инстанции, и отказал конкурсному управляющему в удовлетворении жалобы на определение об утверждении мирового соглашения должника с аффилированным ему лицом. Учитывая текущую общую направленность Суда на максимально возможное сокращение “управляемых банкротств”, подобное игнорирование судом явной аферы должника не могло остаться ВС РФ незамеченным, поэтому дело было направлено на новое рассмотрение», – отметил эксперт.

Споры, возникающие при рассмотрении земельного законодательства

Экономколлегия ВС отметила, что при отсутствии оснований для кадастрового учета объекта надлежащим способом устранения ранее допущенной при постановке на кадастровый учет ошибки является требование о снятии с кадастрового учета спорного объекта.

Сергей Радченко согласился с позицией высшей судебной инстанции: «Верховный Суд показал правильное решение вопроса о том, что считать объектом недвижимого имущества: это не объект, который поставлен на кадастровый учет и право собственности на который зарегистрировано, а объект, который “недвижим” в силу природных свойств или в силу указания закона».

Обязательственные правоотношения

Эксперты «АГ» не обошли вниманием и сферу споров, возникающих из обязательственных правоотношений. «В п. 24 Обзора ВС РФ разъясняет, что разрешение вопроса о наличии (отсутствии) экономии подрядчика невозможно до установления наличия (отсутствия) недостатков работ и негативных последствий от замены материала и изменения способа выполнения работ подрядчиком. В случае признания наличия экономии подрядчика суд должен указать конкретные обстоятельства и доказательства, подтверждающие как наличие экономии подрядчика в смысле ст. 710 ГК РФ, так и основания ее образования (состав экономии). Если разница между суммой по договору и фактическими расходами подрядчика образовалась в результате изменения проектной документации, то это не является экономией подрядчика», – пояснил Виктор Спесивов.

Он также отметил п. 26 Обзора о возможности взыскания с бывшего арендатора, по вине которого с ним был расторгнут договор, убытков в виде разницы между размерами арендной платы по расторгнутому договору и по новому договору с новым арендатором. «С одной стороны, широкое применение судами такой позиции увеличит защищенность арендодателей против недобросовестных арендаторов, но, с другой стороны, возможно увеличение фиктивных договоров аренды с союзными арендаторами или с неофициальной частью арендной платы с целью дополнительного недобросовестного обогащения арендодателей за счет съехавших арендаторов», – полагает Виктор Спесивов.

Сергей Радченко согласился с изложенной в п. 27 Обзора позицией Суда, признавшего допустимость взыскания с государства упущенной выгоды в виде неполученной арендной платы в связи с неправомерным изъятием здания в пользу государства в результате подделки правоустанавливающих документов сотрудниками органа власти. «Верховный Суд занял в этом деле правильную позицию, указав, что государство отвечает за действия своих чиновников, выступающих от его имени, и, как следствие, обязано возмещать причиненные в результате их действий убытки», – отметил адвокат.

По мнению Виктора Спесивова, в данном пункте Обзора ВС РФ напоминает о том, что «особое рвение» сотрудников публично-правового образования, выходящее за пределы закона, в результате которого оно получает выгоду, дает основание пострадавшему лицу требовать возмещения убытков именно от публично-правового образования, а не от конкретных сотрудников. «ВС РФ верно расставил акценты: все мы понимаем, что такую инициативу работники всегда проявляют по указанию руководства, даже если формальных доказательств этого не имеется», – полагает эксперт.

Процессуальные вопросы

Эксперты «АГ» также прокомментировали отдельные разъяснения Верховного Суда по процессуальным вопросам. В частности, Виктор Спесивов высоко оценил позицию, зафиксированную в п. 35 Обзора. «Согласно ей с момента направления претензии до момента получения отказа в ее удовлетворении, истечения 30 дней или сокращенного срока ответа на претензию течение срока исковой давности приостанавливается. На практике ранее недобросовестные ответчики часто пытались применить последствия пропуска срока исковой давности, истекавшего в период между направлением претензии и обращением в суд, и иногда им удавалось убедить в этом суд», – пояснил эксперт.

С ним солидарен и Сергей Радченко, отметивший, что Верховный Суд правильно решил вопрос о том, как соотносятся срок ожидания ответа на претензию, направление которой является обязательным условием предъявления иска в арбитражный суд, и правила о приостановке исковой давности, предусмотренные ст. 202 ГК РФ. «Нижестоящие суды этот вопрос решили неверно, посчитав, что в этом случае срок давности продляется до 6 месяцев, но Верховный Суд исправил их ошибку: давность продлевается только на время ожидания ответа на претензию, то есть на 30 дней или на иной срок, если он указан в договоре».

Экспертов заинтересовал случай, приведенный в п. 36 Обзора: принятие судом в деле о банкротстве судебного акта о применении последствий недействительности сделки путем взыскания с другой стороны сделки стоимости вещи не препятствует удовлетворению иска о виндикации вещи к третьему лицу. Принятый в рамках дела о банкротстве судебный акт о признании сделки недействительной продолжает действовать и в случае прекращения производства по делу о банкротстве.

Как пояснил Виктор Спесивов, конкурсный управляющий сначала признал недействительной сделку по продаже автомобиля в рамках дела о банкротстве, а затем обратился в суд за истребованием автомобиля у покупателя в конкурсную массу. «ВС РФ справедливо отмечает, что взыскание стоимости автомобиля, пока оно не произведено в действительности, не мешает требовать возврата автомобиля в натуре, но в случае исполнения одного из судебных актов исполнительное производство по другому должно быть окончено, а в случае исполнения обоих судебных актов поворот исполнения осуществляется по позднее исполненному судебному акту», – полагает эксперт.

В свою очередь Илья Лясковский отметил, что основной смысл этого разъяснения касается правового статуса некоторых определений, выносимых в рамках дела о банкротстве. «В данном деле Верховный Суд обратил внимание, что определение суда, содержащее вывод о недействительности сделки, – самостоятельный судебный акт (сходный с решением), а его законная сила самодостаточна вне зависимости от дальнейшего движения дела о банкротстве (в указанном случае дело о банкротстве было прекращено)», – считает адвокат.

По мнению Ильи Лясковского, помимо вышеизложенного в деле сосредоточились и иные, иногда еще вызывающие затруднения позиции. Первая – о соотношении спора о недействительности сделки со спором о виндикации переданной по недействительной сделке вещи конечному приобретателю: Верховный Суд указал, что данные иски не взаимоисключающи, однако реальное исполнение решения (определения) по одному из них влечет отказ в удовлетворении другого. «Попутно этот пункт Обзора в очередной раз объясняет сочетание реституции и виндикации при цепочке сделок, осложненных банкротством материального истца», – заключил эксперт.

Оригинал: advgazeta.ru